Хотя название московского района Отрадное появилось на карте лишь в советское время, историю этих мест можно проследить, по крайней мере, с XVI в. В одном из документов середины XVI в. здесь упоминается село Лысцево. В годы Смутного времени начала XVII в. оно было уничтожено и превратилось в пустошь, которая в 1620 г. вместе с селом Свиблово была пожалована стольнику Льву Афанасьевичу Плещееву «за московское осадное сиденье королевичем приход» (оборона Москвы от польского королевича Владислава в 1618 г.). Далее вплоть до XVIII в. она принадлежала роду Плещеевых, а в первой половине этого столетия вошла в останкинскую вотчину киязей Черкасских.
Поселения здесь более не существовало, а о хозяйственной деятельности напоминала лишь мельница с прудом на речке Лихоборке, которую московская контора графов Шереметевых сдавала в аренду различным лицам за 100 рублей ежегодной платы.
С началом промышленного переворота в России большинство мельничных мест начинает приспособляться для более доходных заведений. В 1832 г. мельница на Лихоборке была сдана для устройства прядильни за 2600 рублей в год серпуховской купчихе Е.Е. Варгиной. В 1843 г. в источниках впервые встречаются документальные сведения о «сельце Лихоборка близ Свиблова», представлявшем собой ряд фабричных корпусов и общежитий для рабочих. В это время здесь числилась шерстоткацкая фабрика иностранца Ф.И. Вильдена с 24 машинами и 100 рабочими, производившая «внутренние и кяхтинские сукна» на 101 тыс. рублей ежегодно.
В 1859 г. тут уже значится самоткацкая красильная и набивная фабрика потомственной почетной гражданки Александры Семёновны Кузнецовой. Это было довольно крупное предприятие, имевшее 26 производственных построек и 4 здания для жилья рабочих. Водяной двигатель и 9 паровых машин приводили в действие механические «самоткацкие» станки, вырабатывавшие бумажные и полушерстяные ткани. Набивные машины наносили на ткань сложный рисунок. Количество рабочих колебалось от 185 до 280 в 1870-х годах и от 300 до 480 в 1880-х годах.
В начале XX в. совладельцами фабрики значились Кузнецов и П. Сусоколов. Последний действовал с размахом и даже провёл к ней от Дмитровского шоссе подъездную дорогу. Однако положение рабочих было хуже, чем на соседних предприятиях. В архиве уездного полицейского управления сохранились сведения о проходившей здесь в 1905 г. стачке, в ходе которой рабочие добились определенных уступок со стороны хозяев.
По данным 1912 г., предприятие входило в состав «Товарищества мануфактур С. Моргунова и П. Сусоколова». В начале 1920-х годов в связи с кризисом производства фабрика прекратила свою работу и более её не возобновляла.
Но не только фабрика определяла характер здешних мест. Вокруг неё, по левому берегу Лихоборки тянулись луга, на которые в XVIII — первой половине XIX в. каждое лето направлялись крестьяне из отдалённых деревень шереметевской вотчины — Белянинова (к северу от Москвы, в нынешнем Мытищинском районе) и ряда других. После отмены крепостного права Шереметевы сохранили эти земли за собой. В конце XIX в. их стали сдавать в аренду предприимчивым огородникам под плантации клубники. Ежегодная плата составляла от 50 до 150 рублей за десятину, что обеспечивало довольно приличный доход Шереметевым, но при этом не оставались в проигрыше и арендаторы.
В начале 1930-х годов опустевшие фабричные постройки и прилегающие земли были переданы Тимирязевской сельскохозяйственной академии для организации учебно-опытного хозяйства. Позднее оно стало самостоятельным совхозом «Отрадное». Его земли занимали обширное пространство к северу от речки Лихоборки до деревень Казеево и Слободка.
В 1960 г. здешняя территория вошла в состав Москвы. Совхоз прекратил своё существование, а его название перешло на новый район, где развернулось массовое жилищное строительство.
Казеево
Ещё одним селением, когда-то располагавшимся на территории района (на месте нынешних Северного бульвара и Юрловского проезда), являлась деревня Казеево. Её история тесно переплелась с судьбами соседних Медведкова и Леонова. По имеющимся в нашем распоряжении источникам её можно проследить с 1620-х годов, когда владелец Медведкова князь Дмитрий Михайлович Пожарский выделил из родовых владений своей сестре Дарье и её сыну Ивану три пустоши — Казеево, Федоркино и половину Подберезья. Дарья Михайловна вышла замуж за Ивана Никитича Хованского, владельца соседнего Леонова, и с тех пор на протяжении полутора столетий эти земли принадлежали Хованским. Новые владельцы заселили пустошь, и она вновь превратилась в деревню. В 1658 г. после смерти И.Н. Хованского Казеево перешло к его вдове Дарье Михайловне, а в 1671 г. досталось их детям — Петру и Ивану Ивановичам Хованским, которые разделили деревню пополам, «поставив межи и грани». Описание 1678 г. отмечает на половине старшего из братьев, Ивана, два двора кабальных и два двора деловых людей. У князя Петра числилось три семьи кабальных и три — задворных людей.
После смерти Ивана Ивановича Хованского его владения достались брату Петру, а затем сыну последнего Василию Петровичу Хованскому (1694—1746). После Василия Петровича и его жены Екатерины Петровны у Леонова и Казеева оказалось девять владельцев, не считая дочери Натальи, вышедшей замуж за князя П.Н. Трубецкого. В подобных условиях у имения не оказалось настоящего хозяина, и в итоге в 1758 г. Леоново и Казеево были заложены за 7 тыс. рублей (165 десятин земли за 5 тыс. рублей и 68 душ крепостных по 30 рублей за душу). Сохранившаяся опись имущества казеевских крестьян даёт некоторое представление об их быте. Так, у одной из крестьянских семей, состоявшей из 9 человек (глава семьи с женой, их сын с женой и четырьмя детьми, холостой младший сын), в хозяйстве имелись 4 лошади, 3 коровы, 2 телицы, бык, 2 телёнка, 10 овец и 15 кур. Позднее имение было выкуплено на аукционе старшим братом лейб-гвардии капитаном Александром Васильевичем Хованским за 7505 рублей. Но в 1767 г. оно навсегда ушло из рода Хованских, будучи проданным графу Павлу Григорьевичу Демидову.
Новый владелец имения занимался в основном Леоновом, а Казеево при нём отошло на второй план. Сразу после смерти Павла Григорьевича его наследники продали имение гвардии поручику Николаю Ивановичу Пономареву за 120 тыс. рублей ассигнациями. В эту сумму вошла и цена за 44 ревизские души крестьян Казеева, оцененные по 350 рублей каждая.
В 1825 г. Н.И. Пономарев продал Леоново, но при этом Казеево оставил за собой. В 1830 г. он заложил деревню Петербургскому опекунскому совету, но расплатиться с ним так и не смог. Более того, в 1858 г. к набежавшим процентам добавился ещё один его долг — Заёмному банку. После реформы 1861 г. казеевские крестьяне оставались временнообязанными его дочери баронессы фон Дризен, выплачивая ей ежегодно 529 рублей серебром. Однако в 1868 г. накопившихся на имении долгов оказалось настолько много, что власти незамедлительно потребовали от неё предоставить выкуп крестьянам, чтобы окончательно рассчитаться с задолженностью по залогу.
После ликвидации временнообязанных отношений источники рисуют достаточно благоприятное состояние местных крестьян. Росту их благосостояния способствовало развитие молочного животноводства. По сведениям 1882 г., около четверти хозяйств имели по три и более коров на двор. Средний урожай ржи колебался в зависимости от погодных условий от сам-пяти до сам-восьми. В среднем на каждый двор ежегодно заготавливалось до 70 пудов сена. Определённый достаток приносил и развивавшийся дачный промысел. Относительно Казеева авторы книги «Окрестности Москвы» в начале XX в. отмечали: «Воздух… отличается чистотой и свежестью; соседство с такими прекрасными местностями, как Останкино, Медведково, Ростокино, а также удобство сообщения делают это место одним из лучших дачных мест под Москвой. Нет никакой сырости…»
В советское время история деревни практически не отличалась от соседних. Она входила в состав Сабуровского сельсовета. По переписи 1926 г., в Казееве значилось 52 двора и 282 жителя, а в 1939 г. население возросло до 637 человек (с учётом приезжих работников совхоза «Отрадное»). Серьёзным подспорьем для местных колхозников стала продажа фруктов, овощей и особенно цветов в Москве и в Лосиноостровске. Старожилы вспоминали, что на станции Лосиноостровской всем другим предпочитали именно казеевских цветоводов.
В 1960 г. Казеево вошло в состав Москвы. С момента массовой застройки оно ушло в небытие, не оставив по себе памяти даже в топонимике.
Владыкино
Одним из древнейших селений на территории этого района столицы являлось село Владыкино. Хотя в сохранившихся источниках оно впервые упоминается лишь в 1511 г., у нас есть возможность предположить, что оно существовало по крайней мере уже двумя столетиями раньше. Тот факт, что до середины XVII в. Владыкино именовалось Вельяминовом, позволяет предположить, что в XIV в. здесь находилась обширная вотчина бояр Вельяминовых, долгое время занимавших важнейший пост московских тысяцких.
Впоследствии село перешло во владение московского Богоявленского монастыря, являвшегося родовым богомольем представителей этого рода. Судя по писцовой книге 1584 г., в селе находились церковь Николая Чудотворца, стоявшая «без пения», монастырский и челядинный дворы и 3 крестьянских двора.
В годы Смуты начала XVII в. храм был уничтожен. У монастыря не хватало средств для восстановления своего имения, и с 1624 г. Вельяминово значилось вотчиной боярина князя Ивана Ивановича Шуйского. По описанию этого года в селе отмечены двор вотчинника, в котором жили «деловые» люди, два крестьянских и четыре бобыльских двора с 16 душами мужского пола. Около 1627 г. И.И. Шуйский построил в селе деревянную церковь Рождества Богородицы.
Иван Иванович Шуйский скончался в 1638 г., а вместе с ним пресёкся и его род. По духовному завещанию владельца Вельяминово вновь отошло к Богоявленскому монастырю. По описанию 1646 г., здесь отмечены монастырский двор, 4 крестьянских и 1 бобыльский двор, где проживало 10 человек.
Однако обитель владела Вельяминовом очень недолго. Это владение приглянулось всесильному патриарху Никону. В 1653 г. архимандрит Богоявленского монастыря променял Вельяминово вместе с соседней деревней Марфино на два села в Московском и Коломенском уездах. Патриарх решил устроить здесь свою загородную резиденцию и для начала переименовал Вельяминово во Владыкино (от слова «владыка»).
Уже в следующем году Никон возводит здесь церковь во имя Иверской иконы Божьей матери и сам освящает её 9 апреля 1654 г. в присутствии царя Алексея Михайловича. При выборе посвящения храма, вероятно, немаловажную роль сыграло особое покровительство Никона в бытность его новгородским митрополитом Иверскому монастырю, находившемуся неподалеку от Новгорода.
Однако деятельность честолюбивого Никона, пытавшегося поставить светскую власть под опеку духовной, не была успешной. И хотя в итоге он был лишён патриаршего сана, Владыкино продолжало оставаться домовым селом московских патриархов. По описанию 1678 г., во Владыкине отмечены «становой» двор патриарха, в котором жили посельский старец и приказчик, дворы: скотный, конюшенный, земского дьячка, садовника, мельника и 11 крестьянских и бобыльских дворов. К селу «тянула» деревня Лихоборка из 15 дворов. Всего с имения в патриаршую казну шло ежегодно 8 с небольшим рублей дохода.
Но патриархи и не стремились сделать из Владыкина доходного имения. Главным предназначением села было размещение в нём официальной загородной резиденции. Документы Патриаршего приказа зафиксировали довольно любопытные детали их пребывания здесь. Так, 21 сентября 1697 г. для «похода святейшего патриарха Адриана в село Владыкино» были отпущены следующие припасы: полтора ведра вина «ренского», два ведра церковного, три ведра мёду вишнёвого, ведро малинового, два ведра светлого, шесть вёдер меда легкого, десять вёдер меда «выкислового», семь вёдер меда черничного, двадцать вёдер мёда «братского», пять вёдер пива «мартовского», три ведра пива «приварного». Лично для патриарха был приготовлен «мешочек пивца легкого» («бражки тож», — уточняет документ), мешочек кислых щей, два ведра браги. Но этим перечень припасов не ограничивался. Источник упоминает, что в расход пошли ещё три бочки пива «простого астраханского», каждая по 18 вёдер, и в качестве редкости — 10 лимонов. Очевидно, это были припасы, находившиеся в самом Владыкине. Через четыре дня после сделанных распоряжений патриарх в субботу 25 сентября прибыл в своё село и «по именному его приказу поены на погребе подъдьяконы и певчие походные и дворяне пивом и мёдом, стремянные и стряпчие конюхи поены ж пивом и мёдом, крестьяне, которые были с обиходами, поены же». Бывал здесь и юный Пётр (патриаршие документы зафиксировали его пребывание во Владыкине 19 мая 1690 г.).
Однако после смерти патриарха Адриана Пётр I не стал назначать его преемника и упразднил патриаршество. Как следствие этого, Владыкино начинает постепенно терять блеск загородной патриаршей резиденции. По описанию 1704 г., здесь числились лишь 16 крестьянских дворов и двор земского дьячка.
Некоторое возрождение села пришлось на 20-30-е годы XVIII в., когда в августе 1722 г. по указу Петра I и приговору Синода Владыкино было отдано во владение архиепископу псковскому и нарвскому Феофану (Прокоповичу), в прошлом киевскому монаху, затем ставшему местоблюстителем патриаршего престола. Будучи сподвижником государя, он активно поддерживал его реформы. Бывая в Москве, архиепископ Феофан заезжал и в своё село, принимал здесь друзей, посетителей. Именно во Владыкине в 1730 г. его посетила только что вступившая на престол императрица Анна Иоанновна.
Однако после кончины Феофана в 1736 г. Владыкино было отписано в Казённое ведомство. В 1773 г. в нём насчитывалось около 20 крестьянских дворов. Позднее здесь появляются домашние ткацкие мануфактуры: у крестьянина Петра Тихонова — с 8 станами, у Матвея Тимофеева — с двумя.
По данным 1852 г., во Владыкине значились 38 дворов и 121 житель. Пользуясь близостью Дмитровской дороги (до неё было всего полторы версты), жители Владыкина развивают промыслы: мужчины занимались извозом, женщины — всевозможным рукоделием — пряли лён и шерсть, вязали чулки на продажу. Позднее развивается дачный промысел. К концу XIX в. на 53 семьи здесь приходилось 103 избы и 63 «холостых» постройки, значительная часть которых отдавалась внаём на лето.
В 1859 г. иждивением московского купца Гавриила Матвеевича Толоконникова, державшего во Владыкине воскоотбельный завод, во Владыкине была построена новая церковь, сменившая старый храм. Впрочем, он оставался по-прежнему стоять на другом берегу Лихоборки, пока не был окончательно разобран в 1934 г. Новый же храм продолжал действовать все годы советской власти.
Развитие дачного промысла привело к тому, что рядом с Владыкином стал расти отдельный дачный посёлок, получивший название Новое Владыкино. К концу XIX в. в нём насчитывалось 8 домов и около 40 временных жителей. В ясные летние вечера дачниками устраивались любительские театральные представления, концерты, гулянья. Звучал прекрасный духовой оркестр стоявшего тут летними лагерями Сумского драгунского полка.
В самой же деревне в 1860-е годы появилась общественная харчевня, а позже трактир, обслуживавшие небогатых дачников. Тогда же, в конце 1860-х годов, возле церковной ограды открылось церковноприходское училище. Оно стояло на том самом месте, где когда-то был загородный дом патриарха. По соседству с ним на месте бывшей патриаршей церкви высилась небольшая часовенка.
Среди первых владыкинских дачников была и семья будущей актрисы Марии Николаевны Ермоловой. Ермоловы стали выезжать с лета 1869 г., снимали поначалу обычную деревенскую избу. Марии Николаевне тогда было шестнадцать лет. Отец её работал суфлёром для водевилей с пением в Малом театре, в котором потом протекала и вся сценическая деятельность самой Марии Николаевны. Через некоторое время Ермоловы арендовали здесь землю на 99 лет и поставили свой небольшой деревянный домик, где и помещались все пятеро: отец, мать и три сестры.
Спустя годы Мария Николаевна поставила ещё один дом, тоже небольшой, летний. Так и стояли потом два на одной усадьбе. В них жили её сестры с семьями — Анна Николаевна, преподаватель естественных наук, и Александра Николаевна, тоже актриса. Её мужем был известный профессор Технического училища (ныне — Бауманского), один из основателей знаменитого Политехнического музея П.П. Петров.
За долгие годы Владыкино для всего семейства Ермоловых стало родным местом. Тут на церковном кладбище они и были похоронены — и родители и сёстры. В 1934 г. прах Марии Николаевны Ермоловой (по бытующему здесь убеждению, на основании рассказов очевидцев — лишь частично) был перенесен на Новодевичье кладбище. Среди других дачников здесь были чаеторговцы Перловы и Соколовы.
После революции во Владыкине, по данным переписи 1926 г., проживало 803 человека. Позднее здесь был создан колхоз, занимавшийся молочным животноводством, выращиванием овощей и ягод. Ещё до войны была построена теплица — первая в районе. Владыкинский колхоз славился урожаями и был одним из лучших в Краснополянском районе Московской области. Село было довольно благоустроенным — ещё до Великой Отечественной войны тут провели электричество, имелись два магазина, телефоны-автоматы для связи с Москвой.
Позднее, в эпоху бездумного соединения сельских хозяйств в огромные слабоуправляемые предприятия, владыкинский колхоз был влит в совхоз «Отрадное». Но к тому времени многие владыкинцы уже работали не на земле, а на различных московских предприятиях и в учреждениях.
В 1960 г. Владыкино вошло в черту Москвы. Окончательно прежний быт и строй деревенской жизни были разрушены в 1970-е годы, когда здесь началась массовая жилищная застройка. Ныне о прежнем селе напоминает лишь станция метро «Владыкино».
Юрлово
Название Юрловского проезда на территории района Отрадное напоминает о существовавшей когда-то здесь деревне Юрлове По предположению академика С.Б. Веселовского, название этого селения восходит к прозвищу Тимофея Юрло, известного московского боярина, жившего в XV в.
К сожалению, сведений об истории этого села в XVI в. не сохранилось. В имеющихся в нашем распоряжении источниках Юрлове впервые упоминается в 1631 г., когда оно значится деревней, «что было село Юрлово» на речке Чермянке, входившей в состав владений дворцового села Тайнинского. Описание отмечает здесь место сгоревшей в годы Смутного времени церкви Воскресения Христова. В 1646 г. тут значилось 10 крестьянских дворов, а в 1680 г. Юрлово названо присёлком Тайнинского.
Входившее в состав Тайнинской дворцовой волости Юрлово вместе с Медведковом и Раевом в конце XVII в. по указу царевны Софьи досталось её фавориту князю Василию Васильевичу Голицыну. Но в 1689 г. правительство царевны Софьи пало, и все владения В.В. Голицына были отписаны в Дворцовое ведомство.
Однако в составе Тайнинской волости Юрлово пробыло весьма недолго. В самом начале XVIII в. оно вновь присоединяется к землям села Медведкова, которым владел в это время Лев Кириллович Нарышкин, родной дядя Петра I Согласно описанию 1704 г., при нём в Юрлове состояло 11 дворов.
В качестве приданого Юрлово с Медведковом досталось его дочери Аграфене Львовне Нарышкиной, которая вышла замуж за князя Алексея Михайловича Черкасского. Но Аграфена Львовна прожила в замужестве очень недолго, и поскольку её брак с князем Черкасским оказался бездетным, последний был вынужден возвратить приданое согласно тогдашним законам её братьям Александру и Ивану Львовичам Нарышкиным.
Последующие два столетия деревня, находясь в тени Медведкова, почти не развивалась. В 1812 г. здесь отмечено всего лишь 9 дворов. При этом начиная с 1842 г. деревушка была поделена на две части, одна из которых по-прежнему именовалась Юрловом, а другая Полуюрловом.
По данным 1852 г., Юрловом владели надворная советница Елена Яковлевна Сунгурова и действительный статский советник Иван Яковлевич Иванов. Зафиксированы четыре двора, в которых проживали 14 душ мужского пола и 26 женского. Всё это привело к тому, что во второй половине XIX в. шло дальнейшее уменьшение численности здешнего населения. Если к 1873 г. в деревне проживало в одиннадцати дворах лишь 54 человека, то к 1899 г. осталось шесть изб и всего 20 жителей.
В советское время обе деревни (Юрлово и Полуюрлово) вместе с селом Медведковом вошли в состав колхоза «Большевик». В 1930-х годах в связи с началом реконструкции центра Москвы часть выселенных оттуда коренных москвичей попала в Юрлово. В качестве компенсации за снесённое жилье им давали по 12 соток земли и по 2 тыс. рублей на человека. Этих средств едва хватало, чтобы построить в пригороде столицы хоть какое-то жилье.
В 1960 г. Юрлово, как и соседние селения, вошло в состав Москвы, а с 1970-х годов здесь началось массовое жилищное строительство, которое окончательно стёрло все следы деревни.
По материалам книги Аверьянова К.А. «История московских районов»
